Здравствуй, Новочеркасск! Здравствуй, Ермак Тимофеевич, вольный донской казак, храбрый воин и собиратель Русских земель. С детства знаю о Твоих подвигах по рассказам Отца, хотя в школе мы это не проходили. Да и сейчас, думаю, не проходят. Казаков не любили, казаками пугали народ, казаков "расказачивали"... Ну, а мы живы, мы гордимся нашим героическим прошлым, а главное - во все времена любили и будем любить нашу Отчизну. Даже те, кто волею жестокой судьбы оказались на чужбине, желали и желают Родине процветания. Были и есть, разумеется, всякие отщепенцы, но в семье не без урода. Анатолий Калинин, о котором мои друзья и я хотим рассказать на этой странице сайта, служил Отчизне до последнего вздоха - оружием на войне, своим честным неподкупным пером в мирное время и всеми своими поступками и делами. Ты, Новочеркасск, можешь гордиться своими истинными героями, которых история навсегда свяжет с тобой. Калинин был и останется одним из них.
Новочеркасск люблю с детства. По рассказам Отца, возбудившим во мне гордость за то, что я принадлежу к казачьему племени. По своим собственным впечатлениям - в пятидесятые-шестидесятые годы Новочеркасск во многом сохранил себя, свой первозданный вид. Несмотря на уничтоженные храмы (Отец помнил их все), несмотря на фашистскую оккупацию... Старые казачьи особняки по обе стороны прямых улиц-лучей, сходящихся к собору, степной ветер с запахами многотравья, налетавший на город с неутомимым постоянством - Новочеркасск расположен на большом холме посреди степей, как древний Рим... Да только Рим был захватчиком чужих земель, а нашему городу приходилось самому отбиваться от врагов. Представляю, как юный Толя Калинин - ему тогда 15-ти лет не было - попав в Новочеркасск, бродил по городу, размышляя о славном казачьем прошлом, думая о светлом будущем - шел 30-й год и в стране строились новые предприятия, школы, дворцы спорта, разбивались парки... Страна заботилась о своих людях, о чем и писал в своих репортажах Толя Калинин. Он работал в "Знаменке", городской газете "Знамя коммуны", посылавшей своего юного и, как сказали бы сейчас, "мобильного" корреспондента в окрестные хутора и станицы, где в буйных дебатах создавались колхозы. Но этот мальчик сам лучше расскажет об этом, хоть и написано стихотворение значительно позже, однако дух, а главное, его настроение тех времен в нем сохранены.
По улице дремотной Лишь ветер обжигающий
Вторгается чуть свет Уносит брызги слез
Ни кем не предусмотренный По улице, впадающей
Из прошлого сюжет. В загадочный колхоз,
По улице по Грушевской Откуда предназначено
Буренкам наперед, Ему сложить из слов,
Вгоняя в страх старушек Слегка переиначенных,
На лавках у ворот, Дебаты казаков.
Над пыльными откосами Чтоб утром, пробуждаясь,
Бубенчиком звеня, Статью "В последний час"
Хотя и двухколесного, В дебаты те включаясь,
Но все-таки коня. Прочел Новочеркасск.
Спешит, сверкая спицами, И чем быстрее сбудется
Окраиной глухой Домчаться мимо коз
В бурлящую станицу, По Грушевской по улице
Что в балке под горой. В бушующий колхоз,
Окраиной, где козы, Тем позже, ею следуя,
Поднявшись на дыбы, Прозреть, врываясь в новь,
Обгладывают лозы Что там его последняя
И пачкают гробы; Пропишется любовь.
Где колья палисадников, Прозреть свою капризную
Выстраиваясь вслед, Судьбу за много лет,
Мелькают мимо всадника, Тогда еще не признанный,
Кому шестнадцать лет. А будущий поэт.
Евгения Чеботарева и Вениамин Калинин были разными людьми, но их объединяло одно - страстная любовь к раз и навсегда выбранной судьбе, нелегкой, но столь необходимой Отчизне в любое время, судьбе учителя. Евгения преподавала русский язык и литературу, обучала в ликбезе взрослых, играла в драмкружке для красноармейцев. Вениамин хорошо знал историю - старую и новую, особенно любил историю донского казачества такой, какой ее преподавали в Реальном училище, которое он закончил с отличием. Где они только не побывали, прежде чем осесть до конца жизни в Новочеркасске...
отец писателя
Отец писателя, Вениамин Александрович Калинин, родился в 1891 году в казачьей семье, в станице Каменской, ныне — город Каменск-Шахтинский. А его отец, певчий военного хора, был обладателем замечательного голоса — баса-профундо, из-за которого хотели взять в Мариинский театр, но помешала болезнь и нежелание уехать с Дона. Тяга к музыке, желание и умение петь перешли к сыновьям и внукам. Вениамин Александрович рано осиротел и шёл по жизни самостоятельно. Он окончил Реальное училище в Новочеркасске. Но у него была мечта, появившаяся ещё в детстве в небольшом городишке Александровске-Грушевском (Шахты), где люди жили сумрачно и скучно. А по воскресеньям на улицах шумели пьяные шахтёры, женщины прятали детей и закрывали окна от буйных прохожих. Мечта была — стать учителем, рассказывать детям, что есть другая жизнь, показать им удивительный мир знаний. В 1909 году Вениамин Александрович сдал экстерном курс учительской семинарии и начал учительствовать в Юровском приходском училище. Много позже, беседуя с начинающими учителями, он говорил: «Будьте смелее. Вот если я вас спрошу, как одному учителю вести одновременно уроки в трёх классах? Вы скажете — это невозможно. Нет, это Юровское приходское училище. Мы так начинали. А у вас большие возможности». Вскоре Калинина перевели в школу хутора Берёзовский, недалеко от станицы Каменской, где требовался опытный педагог, а двадцатитрёхлетний Вениамин Александрович уже был признан таковым. В эту же школу направили и выпускницу Мариинской Донской женской гимназии Евгению Чеботарёву. Некоторое время спустя молодые люди стали мужем и женой, создали свою семью. И снова перевод — теперь в станицу Каменскую. А затем путь педагогов лежал в слободу Тарасовскую. Трудностей было неимоверно много, но они закаляли. Как крепли вера в свой труд, в любовь к ученикам, так и крепли уважение, понимание, вера в друг друга и у самих супругов. В 1914 году у пары родилась дочь Любовь, а ещё через два года — сын Анатолий, будущий известный и любимый писатель Анатолий Вениаминович Калинин.
Гражданская война застала семью в слободе Тарасовской. Наступило полное драматизма время. Что только не пришлось пережить! После утверждения советской власти на Дону Вениамин Александрович назначается председателем волостного Совета депутатов. У школы его часто останавливали дети, и он обещал им скоро вернуться, но теперь приходилось заниматься больше не учебными, а хозяйственными вопросами. В 1924 году Вениамина Александровича назначили в Миллерово инспектором отдела народного образования Донецкого окружного исполкома. В этом же году на окружном съезде Советов он встретился с председателем ВЦИК М.И. Калининым. И по его совету решает продолжить образование в Московском государственном университете на историческом факультете. Завершив учёбу, возвращается на родину, на Дон. В 1930 году Калинин с семьей перебрался в Новочеркасск. С этого времени вводилось всеобщее обязательное обучение в объёме школ-семилеток для детей, окончивших в 1929-1930 году начальную школу. В новых учебных заведениях они не только осваивали общеобразовательные дисциплины, но и получали на базе развивающихся предприятий рабочие профессии, которые были очень востребованы. Эти учебные заведения называли фабрично-заводскими семилетками. Завучем одной из них — пятой — и стал Вениамин Александрович. В 1933 году в соответствии с новой структурой начальной и средней школы пятая фабрично-заводская семилетка была преобразована в пятую среднюю школу. Она была утверждена Наркомпросом образцовым заведением, имеющим высокое мастерство школьной работы. На коллектив и руководителей возлагалась задача передавать свой опыт другим учреждениям. Работа проводилась под руководством завуча Вениамина Александровича Калинина. Только за 1933-1934 учебный год было сделано 25 научнометодических докладов, проведено столько же образцовых уроков и образцовый школьный день. Коллектив заведения подтверждал это звание, участвуя в смотре образцовых школ Наркомпроса РСФСР.
В 1935 году В.А. Калинин возглавил учебное заведение. Правда, для учеников директор оставался по-прежнему любимым учителем истории. Его внучка, журналист и писатель Наталья Калинина рассказывает: «Дедушка преподавал историю. Не просто преподавал — воспитывал своих учеников, вникая в их проблемы и интересы, вовремя останавливая от дурных поступков и необдуманных решений. Авторитет у старшего Калинина был очень высокий, о чём вспоминали его бывшие ученики, многих из которых он сумел направить на истинный путь. Нет-нет и заглянет к нам в дом кто-то из них. Или вдруг в разговоре человек, впервые попавший к нам, скажет: «А я, между прочим, учился у Вениамина Александровича Калинина. И если бы не он, стал бы, возможно, отпетым хулиганом. Были у меня такие задатки…»
Надо сказать, о себе старший Калинин оставил добрую память. Коллектив в основном был женским, и его отеческая забота распространялась на всех без исключения подопечных. Одна из педагогов вспоминала, что пришла на работу в дырявых туфлях. Время-то было тяжёлое. И хотя по возможности она замаскировала убогую обувь, Калинин заметил это и вызвал её к себе. Он достал деньги и вручил молодой женщине со словами: «Вы педагог, должны выглядеть в глазах учеников хорошо. Купите себе новые туфли». И когда та попыталась возразить, ответил, что это премия за хорошую работу. Вениамин Александрович знал: живёт она вдвоём с больной матерью, большого достатка у них нет. Таким он и слыл в глазах педагогов: внимательным и заботливым. У него всегда что-то было запасено из продуктов. Он подкармливал тех, кому было особенно трудно. А чтобы не обижать человека, делал это очень тактично и деликатно. Вызовет к себе в кабинет, а за разговором что-то из съестного и предложит: стакан молока, ломоть хлеба... Он гармонично сочетал в себе качества и руководителя, и коллеги, и педагога. Обладая обширными, можно сказать энциклопедическими знаниями не только в области преподаваемых им истории и географии, часто подсказывал молодым, как строить работу с учениками, делился своими профессиональными секретами.
Его любили в коллективе за то, что он не возводил между собой и подчинёнными официальную стену. Был доступен, знал всё, что происходит в школе, легко включался в любой диалог и помогал разрешить непростые ситуации. При этом всегда был корректен, внимателен и тактичен. За эти качества его обожали и дети. Ласково называли за глаза «Веником» — сокращённо от Вениамина. Ученики всегда знали, к нему можно было прийти с любой проблемой, единственное, что не переносил старший Калинин, — ложь. Если был молодцом, тебя директор обязательно отметит, похвалит. Ну а если провинился, будь готов к выволочке — ты её заслужил. В годы Великой Отечественной войны Вениамин Александрович получал письма с фронта не только от сына, но и многих своих учеников. Учитель верил в них и они оправдывали это доверие — защищали Родину, вели себя мужественно и героически. После освобождения Новочеркасска от фашистской оккупации Вениамин Александрович был назначен заведующим городским отделом народного образования, избирался депутатом городского Совета народных депутатов. Он был удостоен звания «Заслуженный учитель школы РСФСР». Для него всегда главным оставался человек. Калинин готов был помочь коллегам и словом, и делом, для каждого находил слова одобрения. Перед выходом на пенсию Вениамин Александрович возглавлял десятую среднюю школу Новочеркасска. Ушёл из жизни в 1962 году, оставив о себе память как о подлинном просветителе, воспитателе, друге и просто хорошем, интересном человеке. Мечта юного Вениамина: «Как хорошо, как необходимо быть учителем» была им полностью исполнена.
ВАЛЕРИЯ ИВАНЕНКО
Старый снимок, датированный 1924 годом. На обороте подпись, сделанная рукой Евгении Ивановны Калининой: «Учительская конференция Тарасовского района, 18-19 октября». Непростые, полные драматизма годы в жизни нашей страны. Учительской семье Калининых пришлось поколесить по донскому краю: хутора Берёзовка и Фоминка, слобода Тарасовская и станица Каменская, города Миллерово и Новочеркасск, в котором они поселились в 1930 году. Переезжая с место на место, с собой брали только книги и учебники. На первом месте в доме всегда были книги, дающие знания. Евгения Ивановна преподавала русский язык и литературу. В годы Гражданской войны и впоследствии занималась вопросами ликвидации неграмотности среди населения. Обучала не только детей в школе, но и взрослых и даже пожилых в ликбезе. Вместе с первыми прочитанными словами она прививала любовь к русской классической литературе — к Пушкину, к Чехову, к Толстому... Всю жизнь Калинина имела привязанность к театру. В молодости играла в драмкружке, где ставили в основном русскую и зарубежную классику. Младший ребёнок, сын Толя, всегда присутствовал с матерью на репетициях и спектаклях. Писатель позже вспоминал, что когда она играла Амалию в «Разбойниках» Шиллера, это было настолько эмоционально и правдиво, что в самом конце он так заволновался, что, не сдержавшись, закричал во весь голос: «Не убивайте мою маму!» В те суровые и тревожные годы семья отчаянно голодала. Евгения Ивановна ходила по хуторам менять бельё, ложки и вилки на муку. В школе, при которой одно время разместился тифозный госпиталь, она ухаживала за больными. В коридоре на полу кишели вши. Вся семья переболела тремя тифами — сыпным, брюшным и возвратным. На фото из архива семьи Калининых: Евгения Ивановна стоит крайняя слева. Её восьмилетний сын Толя сидит в первом ряду тоже слева. На нём потрёпанное, видавшее виды пальтишко и большие, явно не по ноге, сапоги. Какими бы драматичными и жестокими ни были детские впечатления тех лет, они формировали характер будущего писателя-патриота, писателя-жизнелюба, верящего в будущее, наполненное радостью и любовью. Дочь писателя Наталья Калинина в своей книге об отце «Анатолий Вениаминович Калинин. От мгновений до вечности» отмечала: «Тяга к истинной культуре у людей того поколения была самая что ни на есть могучая. Отец унаследовал её сполна».
ЖЕНЕТА ГРИДАСОВА
Школа в хуторе Березовом, в которой первым учителем был Вениамин Александрович Калинин.
Камни родного города... Поколесив по донскому краю, учительская семья Калининых перебирается в Новочеркасск — на малую родину Евгении Ивановны. Куда бы ни забрасывала судьба в эти грозовые годы Гражданской войны и коллективизации, она часто вспоминала всё, что любила, что было так дорого её сердцу. Годы учёбы в Мариинской женской гимназии, цветущие бульвары Новочеркасска, горящие на солнце купола Вознесенского собора, бронзового Ермака — желание вернуться в родной город было очень сильным! В скромном жилье, которое сняли на улице Песчаной, ныне Грекова, Вениамин Александрович, Любовь Ивановна и двое их детей — 16-летняя Любаша и 14-летний Анатолий селятся в 1930 году. Сказать, что условия были стеснёнными, значит, не сказать ничего. Но в те времена так жили многие семьи. Отправляясь по утрам за продуктами на Сенной рынок, что располагался неподалёку, Евгения Ивановна между делом интересовалась у торговок, не сдаётся ли где-то поблизости жильё. Однажды повезло.
— Вон, домишко напротив рыночных ворот, — объяснила Калининой молодая женщина. — Только хозяин сказывал, взять хочет надёжных!
Старинный одноэтажный дом, выходящий пятью окнами и парадной дверью под узорчатым козырьком на красную линию улицы Прибылянской (ныне Маяковского), сразу приглянулся Евгении Ивановне. Добавил своего очарования и большой двор в весеннем цветении сирени, роз, яблонь... Комнаты с высокими потолками, одна окнами смотрит на Сенной базар, другая — в сад. Небольшая кухонька. За стеклянной дверью — увитая диким виноградом веранда.
О цене сговорились, и через несколько дней Калинины перебрались на новое место. Вскоре и жилище обставили: большой буфет с застеклёнными дверками, дубовый обеденный стол, стулья. Глава семьи привёз откуда-то двухтумбовый письменный стол, крытый зелёным сукном. Пройдёт совсем немного времени, и за ним юный корреспондент районной газеты «Знамя коммуны» Толя Калинин начнёт писать свои первые заметки и очерки. Этот стол знаменит ещё и тем, что именно за ним появилась первая большая работа будущего знаменитого писателя — роман «Курганы», изданная в 1940 году. Летом 2016 года эти раритеты стали экспонатами Раздорского этнографического музея-заповедника. А пока — жизнь в волнениях и тревогах. Продолжающаяся национализация вносит свои коррективы в её течение и в судьбы многих людей. Владельцев домов, фабрик, магазинов, постоялых дворов арестовывают и выселяют на Урал, в Сибирь. Хозяином дома, где квартировали Калинины, был сын известного в казачьей столице музыканта и педагога — кривянского казака Попова Фёдора Ивановича. После окончания Петербургской придворной капеллы в конце ХIХ века тот вернулся на родину и занялся любимым делом. Был преподавателем в Платовской мужской гимназии и в кадетском корпусе. С такими же страстными единомышленниками и энтузиастами в 1908 году создавал первые музыкальные классы (ныне — детская музыкальная школа им. П.И. Чайковского). В доме Фёдора Ивановича частенько бывали известные музыканты и общественные деятели, сам он на этих встречах нередко музицировал со скрипачом Константином Думчевым. Побоявшись ареста, Попов-младший вместе с семьей скрытно покинул город.
Дом муниципализировали, в созданном домоуправлении Калинины получили ордер на коммунальное владение. Это было первое своё, не съёмное жильё, и Евгения Ивановна постаралась его благоустроить, превратив в настоящий домашний очаг. Она умудрилась даже завести во дворе свой маленький садик, выращивала на земле не только цветы, но и овощи. Позже, когда у Анатолия Вениаминовича появятся дети, обитание в этом сотворённым бабушкой чудесном зелёном уголке станет для внучек Любаши и Наташи счастливым местом времяпрепровождения. Многие радостные детские воспоминания будут связаны с играми, которые они тут заводили.
Всё шло своим чередом. Старшие Калинины учительствовали. Дочь Люба уехала учиться в Москву. Анатолий после окончания семилетки поступил в техникум электрификации сельского хозяйства. Теперь он частенько бывал в редакции газеты «Знамя коммуны» — его увлечение журналистикой приобретало всё более серьёзные формы. В шестнадцать лет становится штатным сотрудником коллектива, а география его командировок ширится: уже не только Новочеркасск и донской регион, но и Кубань, Кабардино-Балкария, Украина. До 1934 года он будет разъезжать по разным весям и городам с редакционным заданиям, сотрудничая с несколькими газетами, пока в 1935 году его не пригласят собкором в «Комсомольскую правду».
22 июня 1941 года Калинин был у родителей. Солнечный воскресный день не предвещал беды. На веранде за столом с кипящим самоваром Анатолий беседует со своим другом и коллегой по «Знамёнке» Александром Горшковым. Говорят о многом, но более всего о вышедшем недавно романе «Курганы». Калинин рассказывает, как побывал в Москве, как встречался с известным писателем Александром Серафимовичем, который его роман прорецензировал и дал «добро» на публикацию, отметив творческий огонёк автора, какой непременно должен вспыхнуть ярким пламенем... Столько впечатлений, а главное — замыслов! Но встревоженный голос Левитана из репродуктора извещает о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. И уже не до горячих, только что из печи пирожков и ватрушек, принесённых Евгенией Ивановной. Оба друга бегут в военкомат. Проспект Коминтерна (ныне Ермака) заполнен людьми... Фронтовые дороги военного корреспондента «Комсомольской правды» Анатолия Калинина начались через несколько дней. Провожали его отец с матерью и четырёхлетняя дочь Любаша. Её мама умерла после родов в Ереване и девочка постоянно проживала с родителями папы. На войне судьба даровала Калинину новую любовь — Александру Веракс, машинистку прифронтовой газеты «За нашу Родину». А 1944-й стал судьбоносным: родилась вторая дочь Наташа и в журнале «Новый мир» напечатали второй роман писателя — «На юге» — о казаках на войне. Все жестокие годы суровых испытаний Калинин прошёл бок о бок с 5-м Донским казачьим кавалерийским корпусом, который станет гвардейским Будапештским Краснознамённым, сохранив фронтовую дружбу с братьями по оружию до конца дней. В своей автобиографии он напишет, что без военно-корреспондентских встреч с 5-м Донским кавалерийским корпусом, он не дерзнул бы принять решение поселиться после войны среди тех же казаков в хуторе Пухляковском в 1946 году. Тут будут созданы все его лучшие произведения, принёсшие ему славу мастера слова и патриота своей родины.
А дом в Новочеркасске на улице Маяковского продолжал жить творческой жизнью. По соседству с Калиниными обитала преподаватель музыки, бывшая некогда ученицей композитора Александра Скрябина. Она-то и заметила способности у маленькой Любаши к музыке, стала давать ей уроки. Звучала музыка и с другой стороны дома, частенько играл на фортепиано сосед — сверстник старшей дочери писателя. Веранда, увитая виноградом, да гостиная в доме по прежнему были притягательным местом встреч. Учительская семья Калининых пользовалась в городе большим авторитетом и уважением, в их доме всегда было многолюдно: ученики и знакомые, внуки и родные — всем находилось время и место, тут могли и просто выслушать, и помочь советом.
Вениамин Александрович был к тому же директором 5-й средней школы, возглавлял городской отдел образования. Сколько человеческих судеб прошло через этот дом! Несмотря на трудности, во всём старались находить радость. И это удавалось, вспоминала младшая дочь писателя Наталья Калинина. Когда Вениамин Александрович стал директором 5-й школы, то за ним приезжала двуколка, а лошадьми правил кучер по фамилии Полторыбатько. Любаша и Наташа смотрели, как дед, бывший с детства инвалидом, медленно залазит в коляску и хихикали вслед: «Два с половиной батьки поехали!» Уже после войны частым гостем был писатель Виталий Закруткин, друживший с Анатолием Вениаминовичем. Возвращаясь из Ростова в Кочетовскую, где он проживал, обязательно заезжал к фронтовому другу или его родным. Непременно садился к инструменту и начинал музицировать, часто импровизируя. В доме на Маяковского одно время жил и будущий народный художник СССР Николай Васильевич Овечкин. Он состоял в родстве с Калиниными. Муж старшей сестры Овечкина Антонины Васильевны Тимофеевой был двоюродным братом Анатолия Вениаминовича по материнской линии (сын сестры Прасковьи Ивановны).
В 1962 году старшего Калинина не стало... Евгения Ивановна пережила мужа на 12 лет. В доме на улице Маяковского её будут навещать и сын, и невестка, и внуки. Затем старшая из них — Любаша, заберёт её к себе в Москву, где она и проживёт до своей смерти в 1974 году. Урна с прахом Евгении Ивановны похоронена в колумбарии кладбища Донского монастыря.
А квартира Калининых между тем приобрела новых хозяев. Ими стали троюродный брат Анатолия Вениаминовича, с которым тот был очень дружен, Михаил Божидарович Сербич — прославленный участник Великой Отечественной войны, кавалер орденов и медалей, преподаватель физики механико-технологического техникума и его супруга детская писательница Флора Владимировна Лукичёва. Калинин наездами бывал в доме своей юности. В 2003 году тут «поселился» портрет писателя, написанный Николаем Овечкиным. После ухода Флоры Владимировны Лукичёвой в 2011 году он вновь вернулся в Пухляковку, чтобы уже не покидать её пределов никогда! Дом на Маяковского, 65 перестал быть безымянным. В октябре 2008 года усилиями молодых новочеркасских поэтов из творческого клуба «Взлёт» и его руководителя члена Союза журналистов России Анатолия Александровича Чекулаева. Фасад украсила памятная доска. На ней выбиты слова: «В этом доме с 1930 по 1946 годы жил и работал выдающийся писатель Дона и России Анатолий Вениаминович Калинин». И город юности отдал знаменитому писателю должное — в 2013 году Анатолий Вениаминович стал почётным гражданином Новочеркасска. Составить жизнеописание дома на Маяковского, 65 стало возможным благодаря воспоминаниям члена Союза журналистов СССР художника Бориса Александровича Плевакина, многолетней хранительницы новочеркасского дома, детской писательницы Флоры Владимировны Лукичёвой, заслуженного учителя школы РСФСР, художника и педагога Владимира Никифоровича Репникова, книге дочери писателя Натальи Анатольевны Калининой «Анатолий Вениаминович Калинин. ОТ МГНОВЕНИЙ К ВЕЧНОСТИ».
ЖЕНЕТА ГРИДАСОВА
Ворота бывшего Сенного рынка напротив дома Калининых. Евгения Ивановна, ожидая детей или внуков, ходила ранним утром на рынок за свежими черешнями, клубникой или раками. И очень обижалась, если мы не все съедали со стола. Стол-то просто ломился от лакомств, пускай нехитрых, но всегда свежих, приготовленных или закупленных для встречи самых дорогих гостей. Мы, Калинины, были и остаемся дружной единой семьей. В Новочеркасске жили и по сей день живут наши родные. С годами понимаешь, какое большое значение имеют кровные узы. Тем более, если подкреплены они духовными.
Старый обеденный стол, за которым так часто собиралась наша семья, родственники, добрые друзья. Он раздвижной, то есть больше раза в два, и его, помню, никогда не сдвигали, потому что встречи были частыми и многолюдными. Умещалось за столом человек 12, ну, а если собиралось больше, открывали двери на веранду, оплетенную диким виноградом, и второй стол ставили прямо в дверях. Сколько стихов, увлекательных рассказов, казачьих и русских песен звучало за этим столом. А то вдруг дедушка Веня запоет своим молодым басом "Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана..." И подтянут ему взрослые. А потом Отец затянет высоким чистым тенором "Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю..." Ну, а его сестра Люба, приезжавшая к родителям из столицы, часто пела под старенький рояль-прямострунку, за которым обычно сидела моя сестра Любаша, и Сильву, и Марицу, и модные эстрадные песни... Соседи часто аплодировали и просили еще. На Маяковского, 65 жили весело и гостеприимно.
Интерьер гостиной с портретом Отца кисти Николая Овечкина. После открытия мемориальной доски на доме, на котором присутствовал среди прочих гостей казачий атаман Косов Петр Севастьянович. долго не хотелось покидать гостеприимный кров родного дома. Не только мне, а и тем, кто был здесь впервые. Дом словно нашептывал что-то о былом, заставляя вспомнить те либо иные эпизоды славной, полной тихого и подчас незаметного подвига служения людям, Отечеству жизни его хозяев.
непогрешимый
Он ушёл совсем недавно... Так недавно, что трудно свыкнуться с мыслью что Анатолия Вениаминовича нет больше с нами. И, вспоминая, думаешь о нём в настоящем, а не в прошедшем времени, соответственно выстраивая и назревшие вопросы к самому себе: почему физически ощущаешь, как тянется его сердце к людям в желании поделиться с ними самым сокровенным и важным? Почему с увлечением слушаешь его рассказы о прошлом, зачарованно глядя в карие, с живым блеском, глаза? Почему в беседе о его произведениях снова убеждаешься в поэтичности «Цыгана» и правдивости «Эха войны»? Почему испытываешь неловкость (хотя всецело согласен), когда он безжалостно щёлкает по носу близоруких критиков, разрушающих то, за что сами же и хвалят? Наконец, какая встреча с писателем Калининым оставила самый яркий след в твоей памяти? Не та ли, в начале восьмидесятых во дворе его дома, под знаменитой тютиной, когда, прервав праздный разговор по поводу наших с его дочерью Натальей публикаций в одном номере московского журнала, он пытливо-строго (как старший — младшего) спросил, что сейчас находится на моём рабочем столе?.. Не в «развесёлые» ли девяностые, когда, рассуждая о своём Будулае, он с горечью посетовал, что сейчас тьма народа, не имеющая никакого отношения к цыганскому роду-племени, кочует по стране, чтобы прокормить свои семьи?.. А может, уже в «нулевые», когда согласившись со мной, что иные «великие», с пафосом пишущие или вещающие о судьбах миллионов, забывают о тех, кто рядом, резко заметил: «Таких благодетелей» мы сами к тому повадили, не дав вовремя отпор»?..
Его реакция прежде всего исходила из глубокого понимания современных условий, при которых уже невозможно творческое противостояние поколений, из того, что у настоящей литературы шансы стать идейной основой государственности ничтожно малы... В то же время государство независимо от политической формации, не может не нуждаться в бесстрастном и качественном Слове. Произведения же Калинина и есть образец того, что должна давать обществу художественная литература: живые люди со своими ошибками, бедами, радостями. Естественно, на уровень, отвечающий столь строгим требованиям, он вышел не сразу. Значимые подвижки к подлинному мастерству наметились на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов прошлого столетия с плавным переходом от проблемных очерков к ёмкому роману «Суровое поле». Тому самому «...полю», что так прекрасно в «Лунные ночи», когда в «Саду Саида» громко откликается «Эхо войны». Названные произведения быстро пришли к читателю. Совсем иное судьба уготовила роману «Запретная зона», в котором среди персонажей есть и заключённые, работающие на строительстве Цимлянского гидроузла. Если первая часть увидела свет в «оттепельном», столь памятном для новочеркассцев, шестьдесят втором году, то полностью роман «позволили» опубликовать лишь в перестройку.
При свойственном Анатолию Калинину психологизме с филигранной лепкой характеров в романе явственно обозначился лейтмотив произведения: не может быть в обществе закрытых для обсуждения тем. Вот почему в «зоне человеческих отношений», логично и продуманно выстроенных автором, отвергаются любые запреты для чувства, дерзания... Будучи очень рачительным и собранным, Калинин и своё сложное художественное хозяйство содержал в образцовом порядке и гармонии; гармонии мягкого сочетания прозы и поэзии. Его поразительная востребованность временем была подкреплена житейской мудростью, умением предвосхищать события, способностью дать точную оценку тому или иному явлению, выделив его из череды остальных. Однажды в разговоре по телефону Калинин, отметив превосходную игру Нонны Мордюковой в фильме «Возврата нет», удивился, что я не знаю, при каких обстоятельствах актрису не утвердили на роль Аксиньи в «Тихом Доне». Пообещав подробности при личной встрече, заинтересованно спросил, как идёт работа над вещью, в которой я «идейно объединил» реставрацию Новочеркасского собора с драматической историей строительства Волгодонской атомной станции.
— Ты хорошо описываешь Волго-Дон. Он мне близок ещё по «Запретной зоне». — И неожиданно, с горьким сожалением добавил, что Дон, как и окрестности казачьей реки, приватизирован.
— Так не только Дон. А Волга, а Днепр с лиманами? — не нашёл я ничего лучшего сказать.
— Так Дон же, Володя, До-о-он, — назидательно протянул Калинин по поводу моего то ли непонимания, то ли неготовности разделить с ним то, что нагорело в его душе. Тем более, сам он никогда не скрывал неприятия специфики сегодняшней жизни. Характерная черта писателя последних лет — благородное стремление поднять низко опустившийся градус людского доверия, доброты, участия друг к другу. Он и раньше не принимал глухой отчуждённости, признавая за каждым право «любить и ненавидеть». Это же право, по его мнению, открывало путь к другому — пожалуй, самому ценному качеству — умению прощать. Однако, когда дело касалось принципов, Калинин оставался твёрдо непреклонным, особенно когда был уверен в своей правоте... И какой бы острой ни была полемика, он, верный кодексу чести, всегда соблюдал определённый такт и выдержку. Особое место в жизни Калинина занимал Шолохов. Отвергая по отношению к Михаилу Александровичу всевозможные нелепицы, Калинин умело ставил на место тех, кто наводил грим на откровенную фальшивку. Он не просто любил Шолохова, а свято чтил выдающегося мастера слова. Наглядно и высокохудожественно это передано в книге «Время «Тихого Дона», написанной, как сам признавался Калинин, на «внутреннем запасе энергии». Не единожды был очевидцем его воспоминаний о Шолохове. При мне с такой теплотой Анатолий Вениаминович больше ни о ком не отзывался. Исключение составлял, пожалуй, Твардовский. Рассказывая о нём, Калинин внутренне светился, а в голосе появлялась та же горделивая нотка, что всегда присутствовала, когда он упоминал Шолохова... Как-то Калинина настойчиво попросили подписать обращение, осуждающее поэта. И он постарался отказать так, что больше с подобными «просьбами» его уже никто не беспокоил. В последние годы Анатолий Вениаминович очень горевал, что степень одушевлённости народа катастрофически упала. Негодовал, что общество разделилось на «низшие» и «высокородные» слои населения. Печалился, что выросло поколение, не читающее и не знающее Горького, Фадеева, Гайдара. Не понимал и не принимал «раздробления» казаков. Не зря же в начале возрождения казачества по-отечески вразумлял самых ретивых за излишнее зазнайство и самообольщение.
«Но только чтоб серебряной строки
Вы в песнях тех никак не проглядели.
Что никогда и раньше казаки
С Россией врозь свободы не хотели».
Как и проза, стихи Калинина подчёркивали нервные вибрации окружающей жизни. При этом он избегал показных «форсированных» интонаций. Но я представляю, какой ценой сдерживал он «нагонную волну» эмоций, вызванную частым биением отзывчивого сердца. Не потому ли близкие так старались уберечь его от рокового последнего шага? И он, не в силах себя изменить, это понимал, зная, что
«Никто ушедших не заменит,
Никто их место не займёт.
Никто разорванные звенья
Другим металлом не скуёт».
Достигнутая Анатолием Калининым вершина крутоярья мастерства — просто головокружительна. Но в нём нет и тени высокомерия, пустой суеты, свойственной тем, кто в силу отсутствия своих достоинств, ищет их у других. Достоинство Калинина и как человека, и как писателя, непогрешимо! Потому что всей своей жизнью он настолько сросся со своими героями, что теперь их невозможно отделить от него. И в этом — вся Его Человеческая и Творческая суть!
...В годовщину кончины писателя, будто уловив тóки его беспокойной души, понял, какая встреча с ним особенно повлияла на меня. Это было в октябре 71-го, в пору яркого полыхания бабьего лета. Возвращаясь из Ростова в Новочеркасск, листал «Огонёк», напечатавший новую повесть Анатолия Калинина. Читая отдельные места, старался не выпустить из виду пурпурно-золотистое чудо, слитно мелькавшее за окном рейсового автобуса. Непостижимое совмещение осени наяву и той, что была в тексте, вызывало всё большее очарование... Мысленно представил хутор Пухляковский, которым частенько любовался с палубы тихоходного пассажирского парохода, а позднее с борта скоростной «ракеты». Теперь я хорошо знаю и вытянутый вдоль Дона хутор, и какие дали открываются с Володина кургана, что вздымается напротив усадьбы писателя. Но в тот далёкий день торопливо набрасывал карандашом свои дорожные, навеянные осенью, впечатления, стараясь не повторить прочитанные в журнале. Так я вошёл в новый для себя мир творчества. Мир — с особенным измерением счастья и горя. И произошло это благодаря знакомству, пусть и на расстоянии, с Анатолием Калининым. Именно он разбудил во мне то, без чего я теперь не представляю свою жизнь. Анатолию Вениаминовичу об этом я, конечно, ничего не сказал...
ВЛАДИМИР КОНЮХОВ
Член Союза писателей России Владимир Конюхов выступает на открытии мемориальной доски на доме по улице Маяковского, 65, где с 1930 по 1946 годы проживал знаменитый русский писатель А.В. Калинин. Новочеркасск, 13 октября 2008 года.
Приехали друзья из родного Новочеркасска. Микрофоны, конечно, не помеха дружеской беседе, но все-таки Калинин, будучи сам журналистом, предпочитал говорить "не для истории".
Людмила Оберкович и Виктор Чеботников об этом догадываются. Но... Как не запечатлеть для вечности слова живого классика... Тем более, что Калинин всегда относился к каждому своему слову предельно строго.
Пухляковская картинная галерея. Выставка творческой группы "Мишкинские бугры" из Новочеркасска. А.В. Калинин и руководитель группы В.И. Кулишов. 2005 год.
белые пятна биографии
...О «домыслах» и «вымыслах» в биографии Анатолия Калинина речь идёт не случайно, так как архивные исследования его биографии выявили некоторые неточности, нестыковки и т.д. Для этого пришлось обратиться в ГКУРО «Центр документации новейшей истории РО», где хранится личное дело Анатолия Вениаминовича Калинина. На основании этих документов уточняем некоторые факты его биографии. Только в одном из них — автобиографии от 23 января 1991 года Калинин уточняет, почему местом его рождения стала станица Каменская, так как туда «возили мать в больницу. Там меня и зарегистрировали (записали в церкви)». К концу 50-х годов А.В. Калинин уже был известным писателем, автором романов о героизме советских солдат, ряда очерков, которые по словам самого Анатолия Вениаминовича, укрепили его «...в сознании важности и необходимости того, о чём пишу. Был огромный поток читательских писем, обязывающих, но и окрыляющих...»
Раскрывшийся талант писателя не оставлял и тени сомнения у современников в том, что он должен иметь «наивысшее» образование. Очевидно, поэтому в характеристике, данной Калинину Раздорским районным комитетом КПСС в январе 1959 года, было чёрным по белому уверенно указано, что имярек имел высшее образование, «окончил институт журналистики». Сам А.Калинин в автобиографии от 13 января 1963 года пишет: «... в 16 пошёл работать. Работая, продолжал образование в КРО (Комитет рабочего образования), а также по программе заочного отделения института журналистики, по разным причинам высшее образование не завершил». Когда Анатолий Вениаминович был членом парткома Константиновского производственного управления, кандидатом в члены Ростовского (сельского) обкома КПСС, депутатом Областного Совета депутатов трудящихся, эта биография была в числе документов для процедуры избрания писателя кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР по 588-му Азовскому избирательному округу. В характеристике Обкома КПСС, данной Анатолию Калинину 05.08.1986 года, уточняется, что писатель имел незаконченное высшее образование — заочно закончил 3 курса Московского института журналистики в 1934 году (!). В 1991 году Калинин в анкете на вопрос об образовании отвечает, ставя окончательную точку: «В общем, сборное среднее, семилетка, комбинат рабочего образования, один курс техникума электрификации сельского хозяйства». На вопрос «специальность»: «... не по диплому — литератор, член Союза писателей СССР с 1945 года. Всю жизнь — усиленное самообразование». Сам вопрос об образовании талантливого писателя, художника имеет весьма отстранённое значение, так как настоящий талант, неподверженный специальному образованию, сохраняет и совершенствует ему присущую индивидуальность и самобытность в творчестве.
В работе над материалом использованы источники архива ГКУРО «Центр документации новейшей истории РО» — личное дело А.В.Калинина (Ф9,ОП104, Д717, с.7-8, 12-13).
НЕЛЛИ БУНИНА
Мемориальная доска на здании бывшей фабрично-заводской школы, где учился будущий писатель А.В. Калинин - почетный гражданин города Новочеркасск.
Помню и люблю тебя с раннего детства, Новочеркасск. И зимой, и летом, и когда со степи, со старой дороги, теперь ведущей на ГРЭС, открывался величественный вид на город на холме, казачью святыню, оплот мира, науки, культуры. Идут года... Город во многом изменился, но дух свой сохранил. Непокоренный, независимый, корнями уходящий в славное прошлое донского края.
Старая улица Прибылянская, ныне Маяковского. Землемерное училище. Впоследствии там располагалось ПТУ.
В этом красивом старом доме когда-то давно жила школьная подруга моей сестры. Помню, там был какой-то особый воздух. Наверное, была лепнина на потолках и прочие украшения, но я в ту пору не обращала на это внимание. Зато помню, что в гостиной стоял большой певучий рояль...
ДОМ, ГДЕ ЖИВЕТ ЛЮБОВЬ...
День с утра хмурился, и пока наша команда добиралась до Пухляковского, небо изредка сыпало вниз небольшими пригоршнями то ли дождя, то ли снежной крошки. Очень уж нынешняя весна непредсказуема! На Мелеховском повороте мы вышли из машины к укрывающемуся первой зеленью косогору. И нам открылась картина, достойная кисти живописца: излучина Дона, с песчаными плёсами, с казачьими куренями, напоминающими с высоты разбросанные разноцветные детские кубики, среди деревьев, ещё обнажённых, не прикрытых буйной шевелюрой листвы и от этого похожих на резные статуэтки... И небо! Собравшее все оттенки серого и голубого! С его необъятной глубиной! И непередаваемые ощущения: ты неподвижен, а тебе кажется, что паришь среди облаков! Я невольно подумала: вот эту первозданную красоту Калинин видел каждый день. Словно живительная влага питала она его душу, из которой, как из родника лилась безграничная любовь этого замечательного человека и гражданина к своей Родине — Донщине.
...На усадьбе нас встречает дочь писателя Наталья Анатольевна, и как заведено в этом гостеприимном доме, сначала — за стол, потом — за разговоры. Мы — это новочеркасская делегация в составе представителей городского отделения Союза журналистов России и сотрудников Центральной библиотеки им.А.С. Пушкина — располагаемся в гостиной. На большом овальном столе — ноутбук, бумаги, телефоны, которые постоянно звонят. Наталья Анатольевна тут работает над составлением 11-ти томного собрания сочинений своего отца, оно должно выйти к столетию со дня рождения нашего знаменитого земляка. Периодически отрываясь от беседы, она отвечает на вопросы редактора издательства, уточняющего с дочерью писателя разные текстовые нюансы. В окна слева и справа от Натальи Анатольевны, разливающей чай, мне хорошо видна усадьба. Заботливая рука уже не единожды прошлась по ней: убрана прошлогодняя листва, первоцветы пробились к солнцу, нежные стебли нарциссов то тут, то там зелёными пятнышками колоритно выделяются на фоне вскопанной вокруг побеленных стволов деревьев тёмной земли...
В Пухляковском Калинин поселился после войны, в 1946 году. Военный корреспондент «Комсомольской правды», прошедший фронтовыми дорогами бок о бок с Пятым гвардейским Донским казачьим кавалерийским корпусом, видевший разрушение и смерть, он выбрал уединение от столичной и городской суеты, их быстротечности. Но не замкнулся в границах хуторского масштаба: слишком много было увиденно и пережито! Калинин был уверен, что не писатель выбирает тему, а тема писателя, который ей нужен, и сама постучится в его окно. Только оттолкнувшись от земли, от реального, можно подняться высоко, чтобы взглянуть на жизнь с крыла так называемого воображения. Опорой и разбегом стали именно эти места и влюблённость в них. Без привязанности к ним не смог бы он написать очерки «Неумирающие корни», «На среднем уровне», «Лунные ночи», романы и повести «Суровое поле», «Гремите, колокола!», «Эхо войны», «Цыган», «Возврата нет», «Запретная зона», книгу «Время «Тихого Дона»... Все они наполнены любовью к этой земле, его взрастившей, людям, живущим в этом краю...
За чаем разговор идёт обо всём: об апрельской областной конференции в библиотеке Новочеркасска и о будущем литературном проекте, посвящённым писателю, о материалах 11-го тома собрания сочинений и о совместных мероприятиях. Через все эти темы так или иначе проступает личность писателя: что любил, что считал главным в жизни, как работал и общался с людьми, как не стремился соответствовать неким параметрам, возведённым партноменклатурой, поскольку был человеком других принципов... Наталья Анатольевна приносит новинки, уже вышедшие из печати к юбилею. И пока подписывает в дар библиотеке книги трёх поколений Калининых — отца, дочери и внучки — о любви, я листаю детище издательства «Альтаир» 2015 года, великолепно оформленный фотоальбом с хроникой жизни писателя «АНАТОЛИЙ ВЕНИАМИНОВИЧ КАЛИНИН. ОТ МГНОВЕНИЙ К ВЕЧНОСТИ». Со страниц смотрят молодые и счастливые лица самого писателя, его любимой жены Александры Юлиановны — верной помощницы и единомышленницы, детей Любаши, Сергея, младшенькой Наташи, отца, матери, дядьёв, дедов... Словно всё многочисленное семейство вновь собралось вместе под одной крышей!
— Какой была семья, где вырос Анатолий Вениаминович? — обращаюсь я к дочери писателя, едва она заканчивает подписывать подаренные нам книги.
— Учительская. И это говорит о многом. Дедушка Вениамин Александрович преподавал историю и географию, а бабушка Евгения Ивановна — русский язык и литературу, она писала совершенно замечательно! Семья Вениамина Александровича была из зажиточных казаков. У папы есть поэма «Вешних крыльев плеск», посвящённая Новочеркасску, там интересный художественный сюжет. Он мне рассказывал, что отец щадил его от некоторой информации о деде Александре Александровиче. Колоритной был личностью — обладал редким голосом, басом профундо. Это самый низкий грудной бас, звучащий почти на октаву ниже обычного. Дед пел в церковном и казачьем хорах Александровска-Грушевского, ныне города Шахты, где дедушка Веня и родился, затем в соборе Новочеркасска. Послушать прадеда Александра приходили специально, его даже хотели забрать в Мариинский театр, но он ответил: "С Дона выдачи нет." В детстве слышала историю, что якобы Александр Александрович был этаким рубахой-парнем, не прочь и выпить с почитателями своего таланта. И как в таких случаях нередко выходит, пострадал от завистников. На одной из встреч ему насыпали в бутерброд битого стекла, он умер. У Александра Александровича было четверо детей: Александр, Аркадий, Калерия и Вениамин. О самом старшем, кажется, хирурге, ничего не известно. Аркадий стал священником, затем по какой-то причине расстригся. Во время войны работал коммерческим директором Ростовского ликероводочного завода. Папины коллеги, корреспонденты, прознав об этом, приезжая в Ростов, периодически заходили к нему «с просьбой о выпивке от любимого племянника». Позже обман открылся, все долго смеялись... Калерию Александровну очень хорошо помню. Изумительная женщина, красавица, высокая, статная! Была учительницей. Старая дева — во время Первой мировой у неё погиб жених, и она осталась ему верной на всю жизнь. Жила у нас частенько, когда родители уезжали в Москву, я оставалась с ней. Именно тётя Каля мне и рассказала, почему дедушка Веня был калекой. Его, младшенького, нянчили все, и кто-то уронил в чугунок. Он ударился спиной, потом у него начался туберкулез костей, вырос небольшой горб. Дед так и ходил с палочкой, что однако не помешало ему закончить не только гимназию, но и реальное училище! Какие потрясающие знания раньше давали учебные заведения! История казачества была увлечением деда. Он столько читал и столько знал! Начнёт рассказывать, заслушаешься! Много дал моему отцу, который в свою очередь передал и мне.
— Евгения Ивановна была из рода Чеботарёвых?
— У бабушки Жени очень трудная судьба. Она из бедной семьи. У Чеботарёвых было три дочери и один сын. Как вы помните, земельным паем наделялся только казак, то есть, мужчина. Она заканчивала гимназию по подписному листу, это значит, что деньги на учение ей пожертвовали состоятельные люди. Надо сказать, и бабушкины сёстры Меланья и Прасковья, тоже были учительницами. С дедушкой Веней бабушка встретилась в Каменске, куда приехала работать после гимназии, а он был директором школы. Ей исполнилось в ту пору 16 лет. Вениамин Александрович сразу в неё влюбился, хотя был старше на десять лет, и она в конце концов вышла за него замуж. Первой в 1914 году родилась Люба, через два года сын Анатолий. Евгения Ивановна была очень интересным и деятельным человеком. В годы Гражданской войны и впоследствии занималась ликвидацией неграмотности среди населения, то есть вела ликбез, вкладывая в это всю свою душу, преподавала русский язык и литературу, прививая любовь к Пушкину, Чехову, Толстому. Переезжая с места на место, учительская семья ничего с собой, кроме учебников и книг, не возила. Культ книги всегда жил в нашем доме. Не отсюда ли поклонение отца литературе — и русской, и зарубежной! Бабушка Женя играла в драмкружке героинь Шиллера, Шекспира, Чехова. Уже позже говорила, что мечтала когда-то о сцене, но жизнь сложилась так, как сложилась... Драматический талант у неё, бесспорно, был. Дед театром не увлекался, не совсем здоровым он был. Да и занимать ему приходилось чаще всего руководящие должности. Жили в непростые времена, оба прекрасно владели оружием. Папа вспоминал, как проснулся однажды ночью, маленьким был тогда, а мама стоит в проёме окна в белой рубашке, в руке наган и в кого-то стреляет. Потом приезжал к ним какой-то белогвардейский офицер, жил несколько дней. Как оказалось, был бабушкин брат Иван Чеботарёв. Потом он уехал и пропал навсегда. Папа пытался его отыскать, но безрезультатно. Гражданское лихолетье раскидало по разным сторонам близких нам людей, были среди них и «белые», и «красные». Дедушка Веня всегда был со мной очень откровенен. Когда уже по возрасту не работал ни школе, ни в гороно, мы много общались. Меня тянуло к ним, я приезжала из Ростова, где заканчивала школу, на выходные в Новочеркасск. Мама с папой жили в Пухляковке.
— Самые яркие ощущения детства — какими они были?
— Ощущение любви, которая всегда жила в нашем доме. У нас много родни в Каменске, папа там родился. Он говорил, что дед с бабушкой очень хорошо пели вместе казачьи песни. К ним присоединялись их сослуживцы и друзья, в доме всегда было много народу. Вообще старшие Калинины поколесили по области, пока не осели в 30-е годы Новочеркасске. И пухляковский дом всегда был как полный улей, тут постоянно кто-то жил: одни уезжали, на смену им приезжали другие. Троюродный брат папы Михаил Божидарович Сербич, родной брат моей мамы Борис Юлианович Веракс, двоюродный дядя Володя, ещё много кто! За обеденный стол меньше десяти человек редко садились. Тогда в еде довольствовались малым, жили очень скромно. Бабушка Нюра, мамина мама, вела хозяйство, ей помогала на лето приезжающая из Москвы сестра Варвара. Папа ведь работал, писал, уезжал в командировки, депутатские дела забирали уйму времени. Он никому не отказывал, всех ходоков принимал и помогал всем. Мамина машинка не умолкала ни днём, ни ночью. Наша родня с обеих сторон была очень дружная. Мы, дети других поколений, сохраняем эту дружбу и взаимопонимание. Настоящим праздником был приезд в Пухляковку из Москвы старшей папиной сестры тёти Любы. В столицу она уехала ещё в 16 лет, жила у тети Меланьи, закончила политехнический институт. Она очень хорошо пела, только не казачьи песни, а арии из оперетт, модные песни советских композиторов. Сама была модная: причёски, наряды — всё с таким шиком! Её муж возглавлял какой-то важный завод, и тот мир мне казался недосягаемым. Вместе с тётей Любой приезжала и моя старшая сестра Любаша, которую она перетянула к себе, когда ей было четырнадцать лет. Она уже училась в Москве, сначала в музыкальном училище, затем в Гнесинском институте. Начинала Любаша учиться музыке в Новочеркасске. Соседка дедушки и бабушки, преподаватель музыкальной школы, была ученицей Скрябина. Какое-то время сестра училась у нее. Потом — у знаменитой пианистки Екатерины Георгиевны Круссер. Любовь Анатольевна — заслуженная артистка России, объездила полмира, помогая вокалистам приумножить победами на музыкальных конкурсах славу нашей родины. А на тех встречах старшая Любаша пела, младшая ей аккомпанировала. Какие это были вечера! Тётя Люба проведает родителей в Новочеркасске и уедет, а мы с Любашей через пару недель от дедушки с бабушкой перебираемся в Пухляковку — на волю! Кроме кино и мороженого, конечно же, есть и другие развлечения. Мы были свидетелями встреч отца с писателями, с поэтами, художниками, музыкантами. Чаще всего разговоры — о культуре, о патриотизме, о роли литературы в жизни общества, чтение новых произведений — протекали в саду, в зелёной беседке, под вязом-кудряшом. Отец говорил: «У всякой культуры — природная основа: любовь и уважение к земле, на которой вырос. Отношение к этому изначально взращивается в семье». Он никогда не забывал, что вырос в учительской семье. И хорошо помнил, как дома родители вслух читали Пушкина и Лермонтова, Некрасова и Толстого. Вечерний круг от керосиновой лампы очерчивал нечто такое, что потом всю жизнь освещало и согревало душу. Ведь даже одна строка, считал он, может зажечь огонь в детской душе не только к литературе и искусству. К жизни.
Женета Гридасова
